Тео
Только поднеся телефон к уху, Тео понял, как досталось его слуховым органам от Бёртона.
– А-ай! Черт бы его побрал! Ай! – И констебль от боли захромал по кругу, несмотря на то, что ноги его как раз остались нетронутыми.
– Тео? – спросил из динамика тоненький голосок Гейба.
– Да, это я. – Тео переложил телефон в другую руку, но все равно держал его в нескольких дюймах от уха, раз трубка уже один раз укусила.
– Ты где? Кто отвечал по твоему телефону?
– Молли Мичон. Мы в этой пещере на ранчо, где раньше грибная ферма была. Нас тут Бёртон в осаде держит, он вызвал антитеррористическое спецподразделение.
– Ты Его видел?
– Да, я Его видел, Гейб. Мне кажется, ты был прав насчет химии мозга. Тут куча народу в трансе, и все говорят, что их призвали в жертву. И все – с рецептами, которые выписала Вэл.
– Ух, – произнес Гейб. – Ух ты. Как он выглядит?
– Он большой, Гейб.
– А ты не мог бы поконкретнее?
– Послушай, Гейб, нам нужна помощь. Бёртон нас прикончит. Мне позарез требуются свидетели, чтобы он не смог утверждать, будто мы стреляли в его людей. Позвони на телестанцию и в газету. Пусть присылают вертолет с журналистами.
Тео почувствовал, как Молли схватила его за плечо, повернулся и увидел, что она качает головой.
– Секундочку, Гейб. – Он прикрыл микрофон ладонью.
– Никаких репортеров, Тео.
– Почему?
– Потому что если они разнюхают про Стива, его посадят в клетку или убьют. Никаких репортеров. Никаких камер. – Она стиснула плечо Тео так, что на глазах у того выступили слезы. – Прошу тебя.
Тео кивнул.
– Гейб, – сказал он в трубку. – Забудь про репортеров. Никаких журналистов. Никаких камер. А вы сами приезжайте. Мне здесь нужны свидетели, которые не работают на Бёртона.
– Ты же сказал, что там куча народу?
– Они все ни хрена не соображают. Совершенно бесполезные. И к тому же – голые.
Повисло молчание. Наконец Гейб осторожно спросил:
– А... почему они – голые?
Тео посмотрел на Молли:
– Почему они голые?
– Чтобы не заходили в пещеру.
– Чтобы не заходили в пещеру, – повторил Тео в телефон.
– Ну, тогда это не очень удалось, правда? – сказал Гейб. – А почему она не отпугнула их чудовищем?
– Я тебе про это и толкую, Гейб. Они здесь для того, чтобы бытьс чудовищем.
– Очаровательно. А Молли им управляет?
Тео посмотрел на следы драконьей слюны у себя на джинсах.
– Не совсем. Гейб, я тебя прошу – бери Вэл и тащи сюда свою задницу. Можешь утверждать, что ты здесь с научными целями. А Вэл может сказать, что она квалифицированный переговорщик по освобождению заложников. Эти люди – ее пациенты. Мол, это должно восстановить доверие к ней. Притащи сюда как можно больше народу.
Молли снова схватила Тео за руку и затрясла головой.
– Поправочка, Гейб. Только вы с Вэл. Никому ничего больше не говори.
– Мэвис, Говард и Сомик уже знают.
– Тогда – только они. Гейб, пожалуйста, – попроси у Мэвис машину и гребите сюда быстрее.
– Тео, толку от нас мало. Может, мы и не дадим тебя пришлепнуть, но Бёртон вас все равно арестует. Сам же знаешь. А как только ты окажешься в его тюрьме... понятно, да?
– Всему свое время.
– Тео, мы должны сохранить это существо. Это величайшее...
– Гейб, – перебил его Тео. – Я пытаюсь тут сохранить собственную задницу. Шевели поршнями, пожалуйста.
– Ты должен выманить оттуда это существо, Тео. Тебя при свидетелях, может, и не пристрелят, но ему они уйти не дадут.
– Он не хочет двигаться. Сидит в пещере и дуется.
– Дуется?
– Не знаю, Гейб. Приезжай давай, ладно? – Тео разъединился и осел на пол. – Гейб прав. Должно быть, мы просто тянем резину, откладываем неминуемое. Наверное, стоит взять Бёртона штурмом, пока спецназ не нагрянул.
Молли подобрала с пола АК-47, отсоединила рожок и наклонила его, чтобы Тео смог увидеть: пусто.
– Неудачная мысль.
“Пена Дна”
– Освобождение заложников? – переспросила Вэл Риордан. – В ординатуре я писала диссертацию о нарушении питания. И ближе всего подходила к переговорам об освобождении заложников, когда отговаривала залипшую на сахаре актрису зараз сжирать по четырнадцать кварт мороженого “Кусок Макаки” после того, как ей не дали роль в “Пляжном патруле”.
– Считается, – сказал Гейб. Он передал ей все, о чем ему рассказал Тео и уже готов был бежать на выручку, но Вэл никак не решалась.
– Я полагаю, мороженое называлось “Макака-Кусака”, – вмешался Г. Ф.
– Без разницы, – ответила Вэл. – Я не понимаю, зачем мы понадобились Тео, если у него полная пещера моих пациентов.
Гейб изо всех сил старался проявить выдержку, но не мог не слышать, как в голове тикают часики, с каждой секундой укорачивая его шанс спасти другу жизнь и хоть одним глазом взглянуть на тварь из мелового периода.
– Я же сказал тебе – Тео говорит, что они ни хрена не соображают.
– Совершенно логично, – произнес Г. Ф.
– Почему это? – спросила Вэл. Ее явно раздражал тон консервативного ресторатора.
– Традиция принесения жертв стара, как сам человек. Может быть, это даже больше, чем традиция. Вавилоняне приносили жертвы змею Тиамету, ацтеки и майя – змеиным богам. Возможно, это существо и есть тот самый змей.
– Просто курам на смех, – сказала Вэл. – Эта тварь пожирает людей.
Г.Ф. хмыкнул.
– Люди любили мстительных богов тысячи лет. И кто может утверждать, что любовь эту вдохновляет не мстительность, а что-то другое? Возможно, как это отметил доктор Фентон, между охоничьими повадками существа и химией мозга его жертв действительно имеются какие-то симбиотические отношения. Возможно, они не только возбуждают любовь, но и сексуально стимулируют. Ведь это чувство не обязательно должно быть взаимным, знаете ли. Существо может не иметь никакого понятия о своих поклонниках, как и любое другое божество. А жертвы оно принимает как должное, безо всякой ответственности со своей стороны.
– Да глупее этого непроваренного мешочка собачьих соплей я ничего в жизни не слыхал, – прорвало вдруг Сомика. – Да я с этой тварью рядом был, и она только перепугала меня до светопреставления, а больше ничего.
– Вот как, мистер Терпуг? – переспросил Г. Ф. – А разве не ваш страх перед этим существом вдохновил вашу музыкальную карьеру? Возможно, зверю вы должны сказать спасибо.
– Я должен всех вас в психарню сдать, вот что я должен.
– Довольно! – крикнул Гейб. – Я еду. Поехали со мной или сидите здесь, мне все равно, но я еду к Тео. Глядишь, и существо удастся в живых оставить. Мэвис, можно взять твою машину?
Та швырнула ключи на стойку.
– Жалко, что я с тобой не могу, парнишка.
– Могу ли я к вам присоединиться? – вопросил Г. Ф.
Гейб кивнул и посмотрел на Вэл:
– Они твои пациенты.
Вэлери вжалась спиной в стойку:
– Там все обязательно взорвется, а когда полетят брызги, меня посадят в тюрьму. И я должна тебе в этом помогать?
– Да, – ответил Гейб.
– Почему?
– Потому что так правильно, потому что для меня это важно, а ты меня любишь.
Вэл смотрела на него долгую минуту, потом сдернула со стойки сумочку.
– Я поеду, но из тюрьмы ты от меня будешь получать только письма с угрозами.
Мэвис глянула на Сомика:
– А ты?
– Поезжайте. А на мне все равно блюза нависла.
Все направились к двери.
– Не беспокойся, милочка, – крикнула им вслед Мэвис. – Никуда тебя не посадят. Мэвис об этом позаботится.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
Гейб
Пока в городе не появился Стив, самым жутким доисторическим зверем на Центральном побережье был “кадиллак” Мэвис Сэнд 1956-го года. С откидным верхом, лимонно-желтого цвета, с огромной хромированной решеткой радиатора, которая, казалось, заглатывала дорогу не жуя, с позолоченными подножками, трепетавшими на ветру, точно бакенбарды на пружинках. Дневные завсегдатаи прозвали машину “Бананом”, а однажды, одержимые честолюбивым замыслом, изготовили огромную синюю наклейку “Чикита” и пришпандорили ее на крышку багажника, пока Мэвис хозяйничала в баре.